Без рубрики

Немного крови в холодной воде, или Увидеть Париж и умереть

Но если бы сейчас я не сам казнил свое тело, не освобождал бы свою душу, если бы передо мною стоял палач, а духовник и прокурор спросили бы меня о моем последнем желании, я, пожалуй, ответил бы им так: «Я хочу, чтобы все люди, на всех языках, прочли бы то, что написано в этой тетради. Может быть, это им послужит на пользу, и они поймут, навстречу какой бездне они идут… А потому пускай эта тетрадь остается…»

Е. Тарусский. Легионер Смолич

 

     В данной статье я не буду касаться биографии писателя — ее вы можете прочесть в послесловии А. Гражданкина, вместо этого я представляю вашему вниманию свое небольшое художественное впечатление.

     Романы Евгения Тарусского (Рышкова) «Двойник» и «Легионер Смолич» предлагают читателю окунуться в мрачные времена Белой эмиграции и пройтись по улицам загадочного и романтического Парижа, где, как в кино, каждый второй запросто может оказаться советским шпионом или белым офицером в отставке. Чужой город принимает русскую аристократию с распростертыми объятиями. Две культуры сливаются в одну. В утренние часы, если заглянуть в одну из гостиниц, можно услышать, как вышколенные гувернантками молодые особы на чистом французском делятся с горничными последними сплетнями высшего света. А вечерами столица начинает говорить по-русски: в салонах звучат отрывки из Пушкина и Чехова, из ресторанов доносятся застольные песни белых офицеров под аккомпанемент родной балалайки, а в кабаках с гомоном и гамом отдыхает цыганская душа. В казачьем танце стираются набойки сапог, в такт хлопкам бренчат дамские браслеты, звонко льется из графина водка, а довольный хозяин заведения шепчет не менее довольному шоферу такси, чтобы тот отвез очередного клиента с Гренель домой, только не прямым путем, а желательно в объезд, дабы счетчик успел накрутить нужную сумму.

     Таким описывает Париж Тарусский. Возможно, историки бы вступили с писателем в спор, назвав его «картину жизни русских эмигрантов» уж больно киношной, но именно эта «гиперболичность» и «красочность» пропитывает романы присутствием русской души.

     Но, как верно подмечает Ральф Шор: первая волна миграции действительно подарила Парижу жемчужины русской интеллигенции — дворянские семьи, которые привнесли красочность в повседневную жизнь французов. Будучи в изгнании, аристократы не переставали ностальгировать по потерянному раю — Петербургу, где олигархия великих князей, буржуазная элита, крупные землевладельцы и старшие офицеры составляли непоколебимый пласт.

     Маша Мериль[1] вспоминает: «В семье моей бабушки было четыре гувернантки: немка — для преподавания математики и физики, англичанка — для хороших манер, француженка — для приготовления варенья и кокетства, и русская няня — она учила детей религии, песням, делилась с юными чадами мудростью и обучала искусству. Таким образом, каждый вечер за столом говорили на одном из четырех языков».

     В семье Набокова, к примеру, было более 50 человек прислуги, бОльшая часть которой являлась франкофонами.

     Отношения французского и русского миров имеют крепкие этнические корни, начиная с XI века, с замужества дочери Ярослава Мудрого — Анны Киевской, ставшей супругой Генриха I и королевой Франции. Впоследствии еще одной яркой вехой на пути сближения двух культур становится Отечественная война 1812 года. Подобные явления в мировой истории способствуют тому, что в 20-е годы XX столетия русская элита, а в нашем случае персонажи произведений Тарусского, свободно владеют языком Дюма и Гюго.

     Как уже отмечалось ранее, первыми в Париж прибыли русские аристократы, артисты и писатели, среди которых также были и евреи, находившие Францию самой благоприятной страной для миграции. Ромен Гари[2] в одном из своих интервью французской прессе вспоминает, как впервые варшавский поезд увозил его в далекую сказочную страну, о которой так часто говорила мать, и которую он полюбил, еще не видя. Для юного писателя Франция была воплощением самых правильных устоев общества: Свобода, равенство, братство.

     В начале двадцатых годов более 400 000 русских переезжают во Францию, из которых около 150 000 оседают в Париже. За плечами остается родной Петербург со своими театрами, дворцами, ресторанами и роскошными домами. Оказавшись без работы, аристократы, как и главная героиня романа «Двойник» Лиза Никаноровна, берутся за любой труд. Обескровленная Первой мировой войной, Франция нуждается в рабочих руках, на заводах острая нехватка мастеров, а с развитием автомобильной индустрии каждый инженер на вес золота. Таким образом, известные «ситроен», «пежо» и «рено» становятся отчасти русифицированными. Если на том же заводе по сборке «рено» работали 25 тысяч сотрудников, то 5 тысяч были русскими. В 1928 году Нина Берберова выпускает целый цикл рассказов, посвященных белым мигрантам. «Биянкурские праздники» поражают читателя своей искренностью в сочетании с документальностью. Они повествуют о трудовом классе русской эмиграции, преимущественно о заводе Renault на острове Сегэн, где офицеры белой армии находят свое пристанище у дядюшки Рено. Во время Гражданской войны найти достойную работу в Европе становится настоящим испытанием. Жизнь в Биянкурске нельзя назвать легкой, но для большинства семей это был реальный шанс обустроиться в другой стране. По словам Елены Менегальдо[3], в конце 20-х годов 34% от общего числа русских эмигрантов было вовлечено в автомобильную промышленность.

     Даже Василий Иванович Сугробин представляется Лизе Никаноровне автомехаником, что еще раз подтверждает правдивость парижских описаний Тарусского.

     Но не все могли позволить себе работу на заводе, в частности, это представляло трудность для людей творческих профессий. Поэты, писатели и художники, одним словом, люди искусства могли рассчитывать на самые низкооплачиваемые работы. Париж предлагал им днем мыть витрины магазинов, а вечером создавать литературные шедевры. Бедность стала движущим фактором для многих писателей. Набоков вспоминает, что его семья снимала настолько крохотную комнатку, что он был вынужден предоставить ее своей жене и ребенку, а сам запирался в уборной, ставил чемодан на крышку биде, садился на пол и творил.

     Изданная в 1928 году «Машенька», первая книга Набокова, вытаскивает писателя и его семью из тесноты и бедности. Что нельзя сказать о Марине Цветаевой, которая продолжает страдать от нищеты. Муж, Сергей Яковлевич Эфрон, бывший белый офицер, раненный в бою, не может найти работу. Сама же Цветаева отказывается идти на завод, желая зарабатывать на жизнь одним лишь пером.

 

До Эйфелевой — рукою
Подать! Подавай и лезь.
Но каждый из нас — такое
Зрел, зрит, говорю, и днесь,

Что скушным и некрасивым
Нам кажется ваш Париж.
«Россия моя, Россия,
Зачем так ярко горишь?»

                                       1927 г.

     Тарусский, как никто иной, прочувствовал на себе все тягости эмигрантской жизни. После прочтения некролога в журнале «Часовой» за 1948 год по коже пробежали мурашки. Отчетливые строчки всплыли перед глазами: «…на вопрос о дальнейших планах Евгений Викторович ответил, что хочет разделить «общую судьбу». Впрочем, никаких иллюзий насчет этой судьбы он не питал и был уверен в ее трагическом исходе». Не является ли созданный им персонаж Герца прототипом его самого? Честный и отважный, преданный до самого конца своей Отчизне, белый офицер бесстрашно отправляется на операцию, трагический исход которой ему заранее известен… Мог ли Евгений Викторович сам предначертать свою судьбу?

«Подошел Евгений Викторович. «Вот и конец», — сказал он тихо, словно ни к кому не обращаясь. Мне было почему-то невыносимо жаль этого седого и тихого человека, одинокого и усталого. Захотелось чем-то ободрить его, не верящего в успех петиций и телеграмм, которые шумно составлялись в соседней комнате».

     Писателю удалось разделить душу и вложить по частичке в оба произведения. Если в «Двойнике» он погибает на рассвете вместе с сослуживцами, преданный своим идеалам, то в романе «Легионер Смолич» его жизнь заканчивается самоубийством.

     Ниже я привожу три концовки: первые две из романов Тарусского, последнюю — из некролога. Читателю предлагается самому найти истину в Слове.

«Двойник»:

«Их не заставили рыть самим себе могилы и не стреляли им в затылок из наганов под шум заведенного мотора… Времена военного коммунизма прошли. У стены они встали рядом… Герц — на правом фланге, как начальник группы.

Сахарову показалось, что небо чуть-чуть заалело на далеком горизонте.

— Солнце! — сказал он и благодарно перекрестился.

Караванов все улыбался. Он хотел унести эту улыбку с собою в ту глубокую яму, что чернела невдалеке.

— Да здравствует Великая Россия! — успел крикнуть до залпа Ахтырцев, а капитан Герц прошептал какое-то имя.

Было 3 часа 30 минут утра… 8 апреля… 192.. года…»

«Легионер Смолич»:

«Бежал ли я от правосудия?

О, нет! Но судить меня мог только Бог. Люди моего дела не поняли бы… Оно было слишком огромно, слишком сложно, слишком необъятно для них. Они упустили бы из виду то, что было самым главным, и не преминули бы судить меня по совокупности и за дезертирство.

Нет, пусть никогда залы Дворца правосудия не услышат дела об убийстве на улице Бак. Господин Вужэн должен был исчезнуть с лица земли так же бесследно, как исчезли грек Саламатос и капитан артиллерии Георгий Смолич. В конце концов, никому на свете до них до всех не было никакого дела.

Господин Вужэн в час ночи навсегда покидал свою квартиру на улице Бак.

В последний раз он поцеловал в окровавленные губы мертвеца, лежавшего на ковре в его кабинете, и прошептал:

— Спи, мой мальчик… Спи… Теперь я опять тебя люблю так, как любил давно, давно… когда ты был совсем маленьким… Спи…»

Некролог:

«Евгений Викторович покончил с собою на рассвете. Я видел его мертвого, уже остывшего. Звали врача — англичанина. Врач не пришел. Зачем ему было приходить к отверженным! Тогда мы вынесли мертвого к воротам, где стоял танк и толпились англичане. Никто из них не обратил на это никакого внимания.

…Всходило солнце. Все стали на молебен перед отправкой на верную смерть. А у ворот осталось лежать на дорожном песке тело честного русского офицера и борца за Русскую Честь».

[1] Псевдоним княжны Марии-Магдалины Владимировны Гагариной, французской актрисы, писателя и продюсера из русского княжеского рода.

[2] Французский писатель еврейского происхождения, дважды лауреат Гонкуровской премии.

[3]Французский литературовед, профессор университета Пуатье.

Добавить комментарий